И тут началось то, что обычно бывает с ребятами в подобных случаях. Костя от охватившего его восторга лихо отбил чечётку, Сашка встал на руки и, дрыгая ногами, прошёлся по песчаному берегу…

Нести такую махину домой на руках нечего было и думать. Костя отрядил Сашу в станицу за тележкой, а сам стал сматывать удочки. Он был в блаженном состоянии от счастливой случайности, давшей такую богатую добычу. Надо же было чудаку сому подойти и клюнуть в такой неподходящий момент: в грозу и дождь, когда, говорят, рыба залегает на дно, кровь у неё густеет, она делается полусонной и ни на какую приманку не смотрит…

Саша вернулся с двумя соседскими мальчиками. Вчетвером с трудом взвалили добычу на тележку, кое-как привязали, чтобы она не сползала. Двое ребят впряглись в оглобли, Саша подталкивал, Костя держал хвост, чтобы он не волочился по земле, и все торжественно двинулись в станицу.

Трудно описать переполох, который поднялся у нас, когда тележка, запряжённая четвернёй, вкатилась во двор. Бабушка Фаина ахнула, всплеснула руками. Сбежались соседи, особенно много ребятишек. Саша не успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся со всех сторон. Только Костя не принимал участия в общей суматохе: негоже настоящему рыбаку проявлять несдержанность. «Подумаешь, сом. Ну поймали, что ж тут такого особенного? И в другой раз поймаем, пожалуйста…» Но глаза выдавали: они сияли гордостью. И губы чуть-чуть дёргались в торжествующей улыбке.

Болотные бобры

Нутрии! Южноамериканские зверьки в нашем районе! Подумать только: уже шесть лет их разводят совсем рядом, в Багаевском зверпромхозе!

Костя узнал об этом из областной радиопередачи и загорелся желанием приобрести невиданных в наших местах зверушек.

Лучшего места для разведения нутрий не сыщешь: вот она, речка, рукой подать, и корм даровой. Диктор говорил, что если вблизи есть какой-либо водоём, то никакого бассейна не надо. И собак там нет: окраина. Одно непонятно: если летом пустить нутрий в речку, они одичают. Как их потом поймать? «Узнаю там, в питомнике», — решил Костя.

И вот, получив моё согласие, он с клеткой в руках шагал на пристань. В станице Багаевской, расспросив дорогу, Костя пошёл в промхоз.

Когда один из работников промхоза ввёл Костю в помещение, где в деревянных домиках жили взрослые нутрии, а в сетчатых вольерах молодёжь, он был немного разочарован. По радио говорили, что нутрия иначе называется болотным бобром. У бобра круглая голова, широкий приплюснутый хвост. Такой Костя представлял себе и нутрию. Перед ним же были большие, с хорошую кошку, крысы с длинными круглыми хвостами. Туловища у них коренастые, ноги короткие, шеи и головы толстые, морды короткие и тупые. Спинки каштаново-бурые, бока коричневые.

Молодые нутрията сновали за сеткой, гонялись друг за другом, наскакивали, схватывались, играли, точно котята.

— Это и есть нутрии? — недоверчиво спросил Костя. — А говорили — бобры…

— Да, их называют хвостатыми или болотными бобрами.

Провожатый рассказал Косте много интересного про этих зверей, завезённых из Америки.

Костя забросал его вопросами. Не забыл спросить и о том, как выловить нутрий осенью, если на лето выпустить в речку…

Весь обратный путь на пароходе Костя был в центре внимания пассажиров. Вернее, не он сам, а клетка, в которой сидела пара нутрий. Косте приходилось давать объяснения, отвечать на вопросы. Делал он это охотно, говорил уверенно, будто всю жизнь только тем и занимался, что разводил нутрий. Что ж тут особенного: нутрия иначе называется болотным бобром. Шкурки их — мягкое золото. Да, да, не смейтесь. Одна шкурка стоит сколько, а весу в ней совсем мало… Что сделать можно? Шапку, воротник, лёгкую тёплую куртку. Затраты? Ну, что вы! Они питаются чаканом, камышом, травой. Зимой — сеном. Можно подкармливать корнеплодами, зерном. Нет, затраты пустяковые…

Костя устроил своих питомцев в сарае, отгородив угол глухим частоколом из толстых палок. Врыл в землю деревянное корыто, налил воды, набросал травы, чакану, камышу.

Зверьки очень скоро обжились на новом месте. В клетке спать не захотели. Под стеной сарая устроили логово: вырыли яму, построили сверху крышу из камыша и травы и уходили туда спать. Большую же часть дня играли, плескались в корыте. Очень смешно ели: становились на задние лапы, передними держали стебель или корень, подносили ко рту и грызли.

Однажды Костя бросил им несколько кустиков клеверу. На корешках были комочки земли. Обе нутрии схватили по кустику передними лапами и начали сильно встряхивать, потом полоскать в воде, да так ловко и похоже на то, как это делают с бельём женщины, что Костя расхохотался. Промыв кустики, зверьки начали есть.

Нутрии с таким же удовольствием ели хлеб, сырую рыбу.

С первых дней Костя стал готовить зверьков к выпуску в речку. Три раза в день в определённые часы приносил корм и, кроме обычного, разных трав с речки, какое-нибудь лакомство: несколько штук редиски, рыбок, хлеба, зёрен пшеницы или ячменя. Перед тем как бросить корм, звонил колокольчиком. Так дрессировать надо было недели три.

Прошёл месяц. Зверьки привыкли к хозяину, брали корм из рук, позволяли гладить себя. Они твёрдо усвоили, что звук колокольчика означает еду, лакомство, и немедленно вскакивали, как только заслышат звонок…

Жарким июльским днём, за час до обеденной кормёжки, Костя загнал зверьков в клетку и пошёл с ними на речку, захватив колокольчик, горстку ячменя, несколько морковок. Он немного волновался: вдруг что-нибудь упустил в дрессировке? «Выпущу, а они не вернутся», — думал он по пути.

Вот и речка. Сонно движется она в берегах, поросших густым тальником, то скрываясь в зарослях камыша и осоки, то широко разливаясь.

Костя выбрал широкий плёс с отлогими берегами. Средина его заросла редкими кустиками кувшинки, окраины — густой порослью сусака, стрелолиста, чакана, по берегу стлался белый ковёр клевера, горели жёлтые огоньки лютика и гусиных лапок. Сюда и решил Костя выпустить зверьков.

Нутрии, почуяв воду, заметались, ища лазейку, чтобы вырваться. А когда мальчик открыл клетку, моментально выскочили, плюхнулись в воду и поплыли, глубоко погрузившись, выставив головы и вытянув хвосты. Плыли они очень быстро, работая задними, более длинными лапами, но часто останавливались, рассматривали и обнюхивали каждый кустик, лист, веточку дерева, случайно попавшую в воду.

Костя сел на берегу. «Что, если зверьки не пойдут на звонок? — с тревогой подумал он. — Тогда ведь их не поймаешь!..»

Нутрии резвились. Исчертив плёс по всем направлениям, они забрались в чащу водных растений у противоположного берега и долго там паслись. Косте хорошо был виден их путь по дрожащим листьям чакана. Изредка зверьки выплывали на чистое место и снова скрывались.

Настал час кормёжки. У Кости от волнения перехватило дыхание, когда он позвонил. В ту же секунду нутрии показались из зарослей и, перегоняя друг друга, понеслись на звук колокольчика. Костя радостно засмеялся.

— Молодцы, молодчики… — приговаривал он, то подсовывая зверькам морковки, то поглаживая их.

Нутрии поели и снова шлёпнулись в воду. Мальчик посидел немного и ушёл. Он успокоился: воспитанники хорошо усвоили уроки, которые он давал им на протяжении месяца.

Вечером Костя опять было обеспокоился: зверьков не было видно. Но едва он позвонил, как они показались из зарослей камыша узкой горловины, соединяющей плёс с соседними.

Назавтра Костя вскочил с постели с рассветом и поспешил к нутриям. Небо хмурилось. Неподвижно и низко висели тяжёлые облака. В серой мгле угрюмо стоял прибрежный лесок. Замерла, словно предчувствуя недоброе, потемневшая речка…

Молодого нутриевода постигло горькое разочарование: зверьки исчезли. Сколько Костя ни звонил, ни призывал, они не показывались. Мальчик безуспешно обошёл соседние плёсы вверх и вниз по речке, вернулся к тому месту, где выпустил зверьков, и сел на берегу, всё ещё на что-то надеясь.